16 грудня 1995 року народився Сергій Табала, позивний Сєвєр, Герой України (посмертно). Воїн 5-го окремого батальйону Добровольчого Українського корпусу загинув, захищаючи Донецький аеропорт 6 листопада 2014 року. Він був наймолодшим кіборгом — на момент загибелі йому було лише 18 років.
«Цензор. НЕТ уже писал о герое в материалах «Север стащил Порошенко с грейдера 1 декабря, стрелял из «нагана» в ментов на Институтской, палил БТРы на Крещатике и погиб в бою с танками у башни терминала ДАП»
и «Буквально за месяц до гибели Сережа был ранен и контужен. Так внук, торопясь на фронт, сам снял швы и снова уехал в донецкий аэропорт», — бабушка погибшего в ДАП Сергея Табалы (Севера)
Накануне его дня рождения мы собрали воспоминания родных и близких о том, каким Сергей Табала был в семейном кругу, среди друзей. Каким он был до начала событий на Майдане и до войны на Донбассе.
Каждый из тех, с кем я говорила о Севере – именно под этим позывным все узнали о самом молодом погибшем киборге Донецкого аэропорта – рассказывал о своем Сергее. При всей своей открытости он был закрыт. Он не секретничал с друзьями, не делился сокровенными мыслями с учителями, поэтому никто в полной мере не может сказать, в какой момент в нем родился патриот и Герой, что стало точкой невозврата к русскому языку и провинциальной размеренной жизни. За три года, прошедших с момента гибели добровольца, вышли десятки интервью, которые сводятся фактически к беседам с воспитавшей Сергея бабушкой и воспоминаниям его побратимов, которые совершенно искренне повторяют одни и те же боевые эпизоды с участием Севера. Накануне дня рождения в одночасье ставшего легендарным бойца мы решили найти и поговорить именно с теми людьми, которые общались с Сергеем больше всего, кто учил и воспитывал. Выводы, как обычный мальчишка, стал Героем, делайте сами. У каждого они будут своими. Я сама не могу принять ни одну из версий. Каждая имеет право на жизнь. Правду знает только Сергей…
«ЕМУ ОЧЕНЬ НРАВИЛСЯ СЕРЕЖА НИГОЯН, ОНИ ДРУЖИЛИ. А В ДОМЕ ПРОФСОЮЗОВ У СЕРЕЖИ ДРУГ ПОГИБ, ЕГО СТЕНОЙ ПРИВАЛИЛО»
Абсолютно все, с кем я говорила о Сергее, восхищаются тем, как мальчик любил свою семью. Бабушка была в его жизни самым важным человеком. Затем в этой иерархии шла мама, а после нее – тетя с двумя сыновьями. Этот свой мир Сережа обожал беспредельно, безгранично. Об этом говорили все его друзья – даже когда задумывалась какая-то шалость, Сережа сначала выполнял все поручения бабушки, забирал из детского сада младшего двоюродного брата и только после этого присоединялся к ребятам.
Мне повезло побеседовать с мамой Сергея. До этого она не давала интервью – ее не искали журналисты, не расспрашивали о сыне, удовлетворяясь беседами с бабушкой.
– Видишь, еще не было сорока дней по Сережке, а я сделала вот эту татуировку, – Оксана показывает левую руку, на которой чуть выше запястья выбит красно-черный шеврон «Правого сектора» и позывной сына Север. – Некоторые почему-то думают, что это показывает мою приверженность взглядам этой организации. Нет. Для меня это – память о сыне. Когда я ее делала, мне нужно было перебить боль душевную физической…
Много лет я жила в Днепре. Сережка кочевал между мной и бабушкой. В Днепре не хотел жить, говорил: «Все мои друзья с самого садика в Сумах». В 12 лет он уже ездил сам ко мне на автобусе вместе с младшим племянником. Самостоятельным всегда был. Вообще Сережа был обычным пацаном. Бегал с ребятами на футбольные матчи местной команды. Но не был заядлым футбольным фанатом, как те, которые ездят на все матчи. Я видела в Польше, где время от времени работаю, немецких фанатов. О… Вот это страшно. У нас таких не было.
А вот резко он изменился, когда начался Майдан. Но меня тогда здесь не было. Мама лучше знает, как и что происходило.
– На Майдан он уехал поздно вечером после того, как побили студентов, даже не был в лицее, – говорит бабушка – Никому ничего не сказал, все сделал втихаря. Через пару дней я мыла подъезд и вижу – он идет, явился. Я на него как напала. «Бабушка, – отвечает, – какое дома! В Киеве страшне, что делается».
Бабуся Сергія Табали Людмила Анатоліївна Шепотько.
– Уже потом мы вспомнили, что однажды на корпоративе, а сын подрабатывал в компании «КиевСтар», он с кем-то поругался на политической почве и ему разбили нос, – продолжает Оксана. – Ему тогда было лет 16. Звонит мне его знакомый: Сережу избили. А я ж в Днепре. Меня колотить начало. Звоню маме…
– После занятий в лицее Сережа бегал в «КиевСтар», подключал к интернету, чтоб заработать деньги, – вспоминает бабушка. – Он же никогда у нас ничего не брал. Пенсию, которую получал за отца, всю отдавал мне: «Бабуля, ты у нас всем распоряжаешься». Благодаря этому мы и окна в квартире поменяли. Это был мужчина, который нам помогал. И вот я узнаю, что он сидит на скамейке, домой идти не хочет. Оказалось, во время корпоратива начался разговор об Украине, о политике. Дошло до драки. Я как глянула на нос внука, перепугалась. На следующий день он поехал к врачам, пришлось выравнивать переносицу.
– Вот после этого Сережа начал говорить исключительно на украинском языке, – продолжает Оксана. – Его как переключило. Причем чисто, не на суржике. Особо он так и не рассказал, как и из-за чего произошла та драка…
– Когда Украину начинали хаять, он останавливал: ты ж тут ешь, пьешь, здесь родился, как можно ненавидеть то место, где живешь? – добавляет бабушка. – Жаль, что в Донецком аэропорту сгорел планшет внука. У него в нем были его записи, ребята говорили…
– Позывной Север Сергей взял себе на киевском Майдане, – объясняет мама. – Я спрашивала: почему именно так назвался? В детстве он любил смотреть канал «Дискавери», особенно ему нравились программы о скандинавских воинах, а они ж с севера…
– Ой, еще ж накануне Майдана, в ноябре 2013 года, при Януковиче, у нас в городе проходил студенческий КВН, – говорит бабушка. – Так в зале Сережа разбросал листовки на украинском языке с требованиями добавить зарплату учителям, врачам, развивать заводы и фабрики, которые здесь были. У нас город когда-то был насыщен предприятиями. Призывал бороться с наркоманией и создавать условия для молодежи, чтобы, окончив университеты и институты, молодые люди не выезжали за границу, а здесь работали.
В общем, звонят мне из милиции. Приезжаю туда. Сидит человек двенадцать в форме и он. Читают вслух листовку. А я и спрашиваю: «Скажите, а что здесь пагубного вы нашли? Написано все, что касается нашей жизни». Зачем он это сделал? Отвечаю: «Молодежь спокон веков поднималась против несправедливости. Вы читали про Героев Крут?» Удивляются: а кто это такие? Я давай дальше перечислять. «Ну, – говорят, – какая бабушка, такой и внук». Все, что там говорилось, записывал лейтенант. Дает он эту бумагу Сереже, а он: «Ничего не буду подписывать». – «Почему?» – «У вас дуже багато помилок. Де пряма мова? Чого немає лапок?” Тут привезли каких-то мажоров-юристов из кабака, пьяных. Они тут же налетели: за что пацана держите? Но нас забрали в СБУ. Мол, это политическое дело. Там почитали листовку и сказали: «Он еще не дорос до такого». Я говорю: «Как раз дорос. А вы переросли».
– До этого он в милицию не попадал?
– Никогда. Он шебушной был, но не хулиган и не бандит, – отвечает бабушка. – Понимаете, я проишачила всю жизнь, а теперь вынуждена убирать магазины, чтобы заработать еще немного к пенсии. Сережа мне постоянно помогал чистить снег и лед. Когда-то я работала на мясокомбинате, потом, когда он закрылся, была во вневедомственной охране. У меня нет образования, только школу закончила. Жалею, что не выучилась… Затем раннее замужество, дочки… В общем, вышли мы из СБУ в три часа ночи… Внук первым у нас в городе и татуировку на руках сделал: на одной от локтя до запястья написано «Слава Україні», а на другой – «Героям Слава». И специально ходил в футболке, чтоб видно было. И его фраза «Хто, як не ми, коли, як не зараз» разошлась широко.
– Вы пытались остановить внука, когда он снова поехал на Майдан?
– На коленях стояла вон там в коридоре, – продолжает бабушка. – Но как его остановишь? Ему очень нравился Сережа Нигоян, они дружили. А в доме профсоюзов у Сережи друг погиб, его стеной привалило. Сережа приехал после этого другим человеком. Вы бы видели его лицо… А в дни расстрелов внук был как раз дома, Бог его отвел. Приехал в лицей экзамены сдавать. Дай Бог здоровья всем преподавателям. Они терпели и меня, и его. Он же пропускал много.
– Мы всегда относились к Сереже серьезно, он себя вел, как воин, – добавляет мама. – Мне как-то сказали: «Ты такая фиговая мама, что послала своего сына воевать». А ты останови поезд на скорости 200 километров в час. Я им горжусь!
– За месяц до гибели Сережа получил ранение…
– И я это почувствовала. Проснулась от того, что левую руку ударило, больно стало. Звоню ему: «С тобой все нормально?» – «Да». И давай – хи-хи, ха-ха. А потом уже перезвонил: «Мама, меня переводят в больницу Мечникова». Он был весь в осколках, контуженный. Ранило в аэропорту. Тогда же и попросил: «Мама, приготовь мне окрошки. Хочется, как перед смертью».
Я знала, что он погибнет, и он сам это знал. Я смотрела на его фотографии, и видела на них черную ленту. И он говорил мужчине, который со мной тогда жил: «Береги маму, меня скоро не будет». Киборги это кто? Это смертники.
– Сын говорил, что находится в Донецком аэропорту?
– Да, не врал. Ехал туда от меня. Я его провожала и последний раз тогда видела. Он такой боевой был! Гроб на похоронах был закрытым. Сережу же разорвало…
Бабушка получила награду внука — Звезду Героя Украины
– Как думаете, когда в таком юном вашем сыне появился дух патриотизма и преданности Украине?
– Наверное, тогда, когда нос ему сломали. Читал он много исторической литературы. Но не очень хорошо это знали. Если он просил не трогать его вещи – рюкзак, например, или дневник, я и не лезла. Уважаешь, человека, уважай и его позицию. Но он ответственный был. На него всегда можно было оставить младшую детвору. Помоет, покормит, в девять вечера все будут спать уже. Он видел, как нам тяжело… Уже после похорон ребята рассказывали, что Сережа и в Одессу ездил, когда там произошли события 2 мая. Я этого даже не знала. «Оксана Сергеевна, вы многого не знаете», – ответили мне тогда.
– Дядюшка мой был военным, – добавляет бабушка. – Он окончил философский факультет, был международником. Может, от него гены Сереже и перешли. Дядюшка всегда говорил: будут большие перемены. Книги, которые внук читал, я поотдавала в музеи разные, что-то в школу отнесла. Долгое время мы не могли получить никакого статуса для Сергея. Недавно киевские юристы наконец-то оформили нам статус семьи ветерана войны. А участника боевых действий Сережа так и не получил…
Бабушка, Людмила Анатольевна, продолжает и сейчас работать, убирая территории возле магазинов на одной из центральной улиц Сум. Зарплата – хорошее подспорье к ее небольшой пенсии – 1 792 гривни, благодаря чему можно продолжать поддерживать двух внуков. Мама Сергея оформила документы и уехала на работу в Польшу. От властей города она получила однокомнатную квартиру. Одна из улиц Сум носит имя Сергея Табалы. На доме, где он жил, есть памятная табличка, как и на школе, в которой учился. В музее лицея создали стенд, где рассказывается о их ставшем уже легендарным ученике. В городе память о самом молодом киборге, погибшем в Донецком аэропорту, жива.
– Я очень благодарна всем людям, которые помнят Сережу, берегут его память, стараются помогать и мне, – говорит Людмила Анатольевна. – Для нас это важно.
На детских снимках Сережа Табала практически всегда в очках. У него были дальнозоркость и астигматизм.
– Все дети у нас хорошенькие, – показывая мне семейные снимки, говорит Оксана. – Судьба плохая… Племянник мой рисует хорошо. Его бы поддержать, позаниматься с ним. Я не раз просила: мой сын погиб, помогите тем, кто жив, но воз и ныне там.
«СЕРГЕЙ ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ БАБУШКУ, ХОТЯ НЕ СЛУШАЛСЯ ЕЕ. И МНОГО ВРЕМЕНИ НЯНЧИЛСЯ С БРАТЬЯМИ»
– После первого курса лицея летом Серега написал мне Вконтакте: я изменился, стал жестким националистом, – рассказывает Женя, который учился на одном курсе с Сергеем Табалой. – Но не говорил, что он вошел в «Правый сектор». Сделал татуировку на руках, начал говорить по-украински. Говорил, что лучше был бы философом или психологом. А когда активно начали обсуждать события в стране, он много об этом говорил, его это раздражало.
– Он кому-то из вас рассказывал, что он уехал на Майдан?
– Он никому ничего не говорил. Оберегал нас. Не звал с собой, не агитировал, мне, например, говорил: Ты не выдержишь». Изменения, которые с ним происходили, были заметны. На одном из уроков pащиты Отечества учитель спросил: «Нужно же думать, как на хлеб заработать». «Пес з ним, із хлібом. Україна понад усе”, – так сказал Серега. Я звонил Сергею, когда он был на Майдане, спрашивал все ли с ним в порядке.
– После Майдана Серега говорил, что будет война, – говорит Лариса. – Он знал, что так и будет.
– Летом Сергей был в тренировочном лагере в «Десне», – продолжает Женя. – Я ему через день, через два звонил. Спрашивал, как он. Он сказал и о том, что уже едет на войну.
– Я сидела на парах и увидела запись в социальной сети: «Загинув наймолодший український кіборг”, – добавляет Лариса, которая училась с Сергеем в лицее. – Начали проверять. И увидели много информации об этом.
– Я в этот день ему звонил днем, но абонент был вне зоны досягаемости, – добавляет Женя. – Потом вечером пришло сообщение, что абонент появился в сети. Я пытался дозвониться, но никто так и не ответил. То, что Сергей пошел воевать, это просто характер такой. Помню, был с нами такой случай. Мы шли из лицея. И тут под мосточком услышали визг щенка. А воду подморозило, снег… Собачка, видимо, попила, и провалилась. Сергей тут же бросился спасать.
– В девятом классе Сережа сказал, что хотел бы пойти учиться на повара, как его тетя, – рассказывает одноклассник Табалы Роман, с которым он сидел за одной партой. – Я хотел его забрать с собой в наш колледж. Когда начался Майдан, и мы как-то встретились, он звал меня: идем покажу тебе милицейские шлемы, которые удалось вырвать в драке. Привозил из Киева трофеи. Но мы так и не дошли к нему домой. Я думаю, ему нравился сам процесс, атмосфера. Ему не хватало чувствовать себя важным в этом мире. Он никогда не был примерным учеником. Читать литературу начал когда уже попал на Майдан. Я ему постоянно говорил, когда встречал в городе: не майся фигней, иди работай. А он мне: власть нужно менять! После Майдана это стал совсем другой человек. Его там заразили патриотизмом. Он наседал на меня: у нас все так важно, мы рвемся к власти. Да какая власть! У вас же нет образования. Но невозможно стало разговаривать. У нас с детства с ним было противостояние. Все время как-будто в чем-то соревновались. Хотя мы пять лет просидели вместе, нас часто выгоняли с уроков.
Сергей очень любил бабушку, хотя не слушался ее. И много времени нянчился с братьями. Он даже две недели ходил к трудовику, чтобы выточить меч. И сделал его в подарок брату. А когда родился младший Леша и долго не разговаривал, Сергей очень переживал, постоянно об этом говорил.
Недавно вспомнил, что Сергей еще до Майдана организовывал в городе движухи против педофилов. Писал на сайтах сообщения, назначал встречи и бил их с единомышленниками.
О том, что Сережа на войне, я узнал от общих знакомых. Наши пути разошлись после нашей совместной работы в «КиевСтаре».
Когда бабушка сообщила о гибели Сережи, я не сразу поверил в это. На похоронах держался до последнего, а когда увидел закрытый гроб, меня порвало. Рыдал полдня.
«СООБЩИЛИ, ЧТО НАШ УЧЕНИК НАХОДИТСЯ В ДОНЕЦКОМ АЭРОПОРТУ, Я ПОДУМАЛА: ЭТО БЫЛ БЫ НЕ ТАБАЛА, ЕСЛИ БЫ ОН ТАМ НЕ ОКАЗАЛСЯ»
– Я пам’ятаю Сергія ще зовсім маленьким, – говорить директор школи, де вчився хлопець до 9-го класу, Григорій Сергійович Петрюченко. – Тут працювала його бабуся. І він постійно їй допомагав. Особливо вечорами. Я бачив як він ріс, мужнів. Коли вчився, не було скарг, що він прогуює, чи ще щось. А от на уроках відстоювати свою позицію міг. Думаю, це не погана риса. Що саме він пішов спочатку на Майдан, а потім і на війну, нас не здивувало, хоча знімки із аеропорту, на яких Сергій стоїть з гранатометом, шокували. На них же дитина – 18 років! Думаю, на нього позитивно впливали працелюбність та порядність бабусі. Це було прикладом для нього.
Мемориальная доска на школе, где учился Сергей Табала
– Сергея интересовала Вторая мировая война, которую мы с его классом не изучали, эта тема изучается в 11 классе, – говорит школьный учитель истории Сергея Наталья Алексеевна Зулюкова. – Мог в какой-нибудь теме найти момент и пытаться понять, почему случилось именно так. Например, как допустили, что Гитлер пришел к власти. Задавал вопросы о козаках Запорожской Сичи. Все целиком же его мало интересовало. В классе он должен был быть там, где что-то происходило. Другие взяли рюкзаки и пошли. А он должен знать. Не безразличный. Несколько раз я наблюдала такую картину: кто-то кого-то дернул, стукнул, обязательно Сергей уже интересуется: а чего ты его трогаешь? Он – борец за справедливость. 9 классов окончил средне, потому что часто болел, отсутствовал, помогал бабушке. Но общая эрудиция у него была хорошая. Из-за недостатка информации некоторые вопросы понимал наивно.
Бабушка работала в нашей школе сторожем и убирала классы. Они всегда были идеальными. Да вы были у них дома – чистота невероятная! Вот и Сережа всегда был чисто и аккуратно одет. После работы в школе бабушка Сергея еще убирала несколько магазинов вдоль улицы Харьковской. Она и решила: не всем быть профессорами, поэтому пойдем в училище. И вот, видя бардак в стране, ребенок, решил навести порядок, какой видел в своем доме. Думаю, это глубокие корни всех его поступков. Он у меня в глазах всегда стоит с улыбкой.
– С шестого класса я была классным руководителем у Сергея, – говорит преподаватель географии Анжелика Васильевна Забуга. – Он был специфическим ребенком, взрослее многих в оценивании разных ситуаций. Думаю, толчком к этому были семейные обстоятельства. Отца он не знал. Мама жила в Днепре. Он рос с бабушкой, тетей и двумя братьями. Нянчил, помогал, никогда не жаловался. Но был одиноким в душе человеком, потому что никто не мог понять всего, что он тянул. Думаю, настоящие друзья появились у него уже именно там, на Майдане, на войне. А «Правый сектор» стал той организацией, где он нашел единомышленников. Патриотизм, скорее всего, у него от дедов-прадедов, которые были военными. В нем это прорезалось. Он всегда хотел, чтобы его воспринимали как равного. Мы говорили с Сережей по телефону, когда он был ранен. «Ну вот, – возмутился, – и вам разболтали». А голос такой уставший. Он считал, что должен внести свою лепту в то дело. Когда сообщили, что наш ученик находится в Донецком аэропорту, я подумала: это был бы не Табала, если бы он там не оказался.
Интеллигентный был не только внутренне, но и внешне. Помню его только в пиджаке. И это была не форма. Это был его стиль.
Лицей, в котором учился Сергей, находится в пятнадцати минутах ходьбы от его дома.
– Він вступив до нас у 2011 році на професію кухар-кондитер, – розповідає заступник директора з навчально-виховної роботи Ніна Павлівна Макотренко. – На першому курсі він нічим не відрізнявся від інших дітей. А от коли був великий вечір КВК у нашому театрі імені Щепкіна, де виступали міські команди, де були і гості, стався неприємний момент. Сергій розкидав листівки націоналістичного змісту. Він був глядачем, але на останніх хвилинах заходу почав роздавати листівочки. Я так зрозуміла, що на той час він вже був учасником місцевого осередку “Правого сектору”. Ви розумієте, що це все значило у той час. Я писала пояснення, нас пожурили. В надрукованому було сказано про Україну, про те, що вона має бути вільна. Наче там нічого такого і не було, але це було несподівано і тривожно. Таке в моїй практиці було вперше. Я говорила, звичайно, після того з Сергієм, але він був спокійний: я нічого поганого не робив, все це нас чекає попереду.
Коли почався Майдан, рух у Сумах, ми постійно перераховували дітей. У нас же навчаються і діти-сироти. І ось немає в якийсь день Андрія, маленького такого. Діти кажуть, що він поїхав на антиМайдан. Вскочив у автобус… Звісно, що я переживала. Божеволіла. Добре, що він приїхав і з ним нічого не сталося. Але перелякався добре.
З Сергієм ситуація була іншою. Він дуже серйозно ставився до Майдану. А ми всі хотіли, щоб він отримав освіту. Якось ми з ним і ще одним нашим учнем говорили про патріотизм. І я казала: у держави має бути освічене майбутнє. Складними питаннями мають займатися більш дорослі люди. А у Табали якраз почалася пора екзаменів на атестат. “Дай Бог, завтра все закінчиться, ти вступиш до університету” – переконувала, що це потрібно робити. Він не сперечався: “Я з вами погоджуюся. Постараюся вчитися, але по-іншому зараз не можу. Там моє місце”. Тоді ми вирішили, що він буде приїздити і індивідуально здавати все.
– Ви бачили, як він змінювався?
– По-перше, камуфляжна форма. В ній він приїжджав з Майдану. І кожний раз це була інша людина. Більш доросла, більш розумна. Після того, як Сергій загинув, багато молодих хлопців масово хотіли їхали воювати. Під час поховання ми звернули увагу, що побратими клялися біля могили відплатити за його смерть. І серед наших учнів також були хлопці, що сказали такі слова. Щоб застерегти дітей і втримати їх від втеч на війну, ми запрошували представників військкомату, “Правого сектору”.
«18 ТА 20 ЛЮТОГО ВІН БУВ НА МАЙДАНІ, БАЧИВ, ЯК ПОРЯД ПАДАЮТЬ ЗАГИБЛІ»
– У Сумах дуже розвинута тема підліткових банд, – говорить Микола Сурженко, який очолював осередок “Правого сектору” у Сумах. – Вони є, до сьогодні зберегли своє існування, хіба що не такі жорстокі. Сєвер був в одній з них, в так званій “пришібській”, але не довго. Бо під час Майдану були серйозні розбірки з приводу його відходу і його команди.
У нього складне дитинство, важкі умови виховання, але його закоханість у історію, у міфологію, дали йому розуміння деяких моментів. Тому він і навісив сам на себе ярлик – я націоналіст. І він вирішив, що якщо немає над ними батьківського контролю, то він має стати сам для своїх пацанів таким батьком. Ця відповідальність привела до того, що він інтелектуально розвивався скоріше за своїх однолітків.
У нас в місті “Правий сектор” формувався із старих членів УНА-УНСО, з яким потім приєдналися молодіжні фундації. От Сєвер очолював саме таку молодіжну фундацію. Ми познайомилися у грудні в київському Будинку профсоюзів. Після того, як вони прийшли у нашу організацію, вони змінили свій ідеологічний напрямок. Неодноразово ми їздили по регіонах країни, дивилися, які настрої. Були навіть у Донецьку. Після таких поїздок зав’язалася наша дружба. Його настрої вдалося повернути з радикальних на помірковані.
18 та 20 лютого він був на Майдані, бачив, як поряд падають загиблі. Вчителі кажуть, що він був у Сумах? Ну, вони так пам’ятають.
Він сприймав поради, слова інших. І на нього покладалися певні політичні надії. Він мав очолити молодіжне крило. Для цього він мав отримати освіту, набратися досвіду. Він погоджувався з усім цим. Єдине, чого він ослухався: йому заборонялося їхати на фронт. Тоді він зібрав наплічник і сказав: якщо я з вами не поїду, то поїду з айдарівцями. Я вважав, що таким молодим немає чого робити на війні. Ми набирали першу групу з людей, які мали родини, дітей. І я розумів: якщо Сєвера не стане, це буде тягар мені на все життя. Так воно зараз і є.
Я з групою поїхав у Піски, повернувшись – вирушив на лікування. А Сєвер, хоча була заборона випускати його з бази, правдами-неправдами потрапив у Піски, а потім і в аеропорт
Джерело